Серийные убийцы

Наткнулся тут на интересную статью. Оказывается, существует тип серийных убийств, специфичный для женщин - уничтожение своего потомства. Причём это не разовые эпизоды, а вплоть до десятка случаев подряд. Некоторые даже делают из своих отпрысков чучела. 


Кстати, кто смотрел "True Detective", вспомнит соответствующий эпизод. 

Есть то, что не умирает. Оно просто переходит из одной формы в другую. Некто, совершенно «нормальный» берется за нож и выполняет, можно сказать, определенную миссию, что-то, продиктованное из-под границ жизни. Команды из другого мира? Желание пить кровь - из древнего генетического кода, или вообще из небытия? Такие же смертные, доступные болезням и старости, с нормально функционирующим сердцем и, зачастую, со вполне обычно развивающимся мозгом. Они ли становятся временной оболочкой для чего-то блуждающего и вечного? Казнь оболочки, смерть ее и разложение не прерывает этой цепи...



Интервью с Каролем Котом. Продолжение.

... Двух коллег я уважал, Роберта и Анджея. Они приходили ко мне, мы вместе учились, но в огонь за ними я бы не пошел. Когда я буду там, в могиле, я буду вспоминать о моем тренере из клуба, он был нормальный мужик. Не распознал меня, как и мои родители. Он выделял меня среди других, может потому, что у меня был талант, потому, что я был наилучшим стрелком. Даже сделал меня своим заместителем по хозяйственным делам в секции. Так что у меня были ключи от помещений, в которых хранилось оборудование и боеприпасы. Это все было моим, я мог перебить весь Краков, но Вы знаете, что я этого не сделал. Я много помогал тренеру, бывал у него дома. У него был единственный сын. Тренер неоднократно говорил ему: «...смотри, бери пример с Кароля, я хочу, чтобы ты был как Кароль». За провинности тренер поручил мне его отчитывать, я неоднократно дубасил его шкуру. Тренер был смышленым мужиком, - писатель и художник, - но он не знал, что его сыночек был в моем списке казни, чуть ли не на главном призовом месте. Когда я читал следственное дело, видел письмо от тренера, направленное в Министерство Справедливости и нескольким иным персонам, в котором он протестовал против моего задержания. Я искренне смеялся. Но и он, видимо, прозрел, так как спустя несколько месяцев, прислал мне письмо, полное возмущений и упреков. Он мне писал, чтобы я отстегнул спортивную награду и отдал ее, поскольку являюсь недостойным спортивного звания. И он знал о моей любви к ножам, даже сам дал мне свой финский нож, за что я отплатил ему позже, подарив нож со скривленной рукоятью.

Оставим его в покое. И так получил свое. Я больше жалею свою девушку. Она была старше меня. Училась на изобразительном искусстве. Познакомился с ней на тренировках. Это была платоническая любовь, без использования, хотя я очень этого желал. Ее уговоры смягчали мои порывы. Она знала мою тайну. Зимой, 1966 года, во время нахождения в Тыньце под Краковом я признался ей в своих садистских наклонностях, говорил ей о том, что нанесение ран приносит мне удовольствие. Впрочем, узнала это на себе.

Как-то мы снова поехали в Тынец. Она хотела что-то там порисовать. Мы шли по какой-то дамбе, я повалил ее на землю и прислонил нож к ее горлу. Сказал, что убью ее. Она была спокойна, говорила, что в этом нет смысла, ведь люди найдут тело, а меня поймают, поскольку известно, что я был с ней. Я подарил ей жизнь, однако, когда мы возвращались, я снова принялся ее душить, но и в этот раз отпустил ее. Видел, что она расценивала мое поведение как шутку, поэтому я показал ей стекло, которое было у меня в кармане. Она совсем одурела, а я говорю, что приготовил это затем, чтобы после убийства порезать ей вены, дабы выглядело как самоубийство, а потом сбросить тело в реку. Когда бы ее нашли, то все бы решили, что она сделала это от любви ко мне. Вот тогда она уже испугалась всерьез.

На следующий день она упрашивала меня, чтобы я пошел с ней к врачу. Мне дали какие-то витамины. Больше я там не был и ей сказал, что и так уже слишком поздно. Она единственная знала еще перед нападением на ту малую, вроде Малгосю, что я должен кого-то прикончить. Тогда она еще относилось с недоверием. Не мог же я ее обмануть, так что, как сказал, так и сделал.

- Какие у Вас были отношения с учителями?

- Я относился ко всем с уважением, был дисциплинированным и услужливым. Прилежно исполнял все их поручения. Бывало и так, что ставил их в известность о различных выходках сверстников. Когда это становилось известным, меня называли «доносчиком». Я был средним учеником, не было со мной проблем. Думаю, что их хорошо удивила новость о моем аресте.

- Теперь давайте поговорим хоть немного о подругах в классе, в клубе.

- Да по существу не было у меня настоящей девушки, поскольку, так думаю, была ли художница, о которой говорил, действительно моей. В связи с этим называли меня «Лоло эротоман». Я, видимо, был вульгарным по отношению к подругам. Как подворачивались мне, шлепал их по ягодицам.

- У Вас были какие-нибудь домашние животные?

- У нас дома жили две кошки. Это были кошки-сестры. Может потому я измывался над ними. Пинал их ногами, кидал из комнаты в комнату, бил о стену. В то же время я не мог смотреть на то, как вели на убой теленка, как убивали кур и свинок. Я плакал как бобр. Может, для утешения их боли и из сочувствия, мне нравилась их кровь. Это истинный напиток богов. Осознание того, что пьешь кровь, которая еще мгновение назад была живой, является чем-то торжественным. Вы, которые останетесь среди живых, не поймете этого, понять это могут только избранные. Я был назначен на этой земле, чтобы ощущать и насыщать свой организм уходящей жизнью других существ.

(продолжение следует)

Berk, очень пиздато, читаю с большим удовольствием. Это конец или продолжение будет?

(интервью с К. Котом)


- Почему еще Вы убивали?

- Вы знаете, первоначально ради того, чтобы набраться храбрости, а также и ради собственного удовольствия, ради победы над самим собой. Позже причиной была неприязнь к людям.
Некоторые говорили, что вампир действует без мотивов, но это неправда, ведь я потакал своим прихотям и освобождался от сковывающих меня мыслей. Меня захватывал вид крови, захватывали мучения жертвы и процесс разрушения. Верно сказал об этом прокурор: «если бы Кот хотел, то мог бы отказать себе в удовольствии совершать убийства, однако он не хотел, ибо предпочитал убивать».

- Вкратце мы знаем, почему Вы убивали, также знаем, что Вы давали себе отчет и в том, что убивать нельзя, что за это вешают - чем же Вы в таком случае оправдываете убийства, как можно было совершать такие чудовищные преступления, ведь на то нужна отвага, а возможность избежать наказания минимальна?

- Я понимаю, о чем Вы говорите. Гитлеровские преступники оправдывали перед собой и перед мировой совестью свои неслыханные деяния рвением и верной службой Фюреру и Фатерланду, а чем объясняет свои преступления Кароль Кот - разве не так?

- Я именно об этом и спрашивал.

- Объяснение есть во мне, в моем нутре, в моей философии, в моих взглядах на добро и зло. Я уже говорил сегодня, что добром является то, что приносит удовольствие. В таком случае, коль убийство удовлетворяло меня, значит оно является добром, а я - порядочным человеком. Так что, я не мерзавец и не преступник. Я верю в то, что являюсь хорошим человеком. А то, что убивал невинных, это мое личное, приватное дело.

- Какую философию Вы претворили в жизнь, или, попросту, что у Вас на совести?

- Сейчас, тут у меня есть при себе обвинительный акт, так будет проще обо всем рассказать.

Это был сентябрь 1964 г. Что-то с самого утра следовало за мною, подгоняло меня, склоняло к тому, чтобы кого-нибудь сразить ножом. Я взял два ножа и вышел на поиски объекта. Подумал, что наиболее верным было бы убийство в пустом костеле какой-нибудь старой, молящейся женщины. Поначалу я заглянул в Капуцинеркирхе, а потом - в монастырь Серцанок. Вошел вовнутрь, стал на колени, перекрестился и так бездумно принялся ожидать, что придет какая-нибудь старуха. Как на зло, ни одна не приходила. Уже собрался выходить, когда заметил в дверях пожилую даму. Когда она стала на колени, я подошел к ней, достал штык и снизу пырнул ее с силой в спину, примеряясь на уровень сердца, так, чтобы удар был смертельным. После этого сразу вышел из костела. В одной из подворотен я вытер штык пальцем, а кровь слизнул.
Еще в том же месяце, спустя несколько дней, я должен был кого-нибудь прикончить. Заметил старушку и пошел за ней. Когда она вошла в старое здание, и была уже на лестничной площадке, я ударил ее ножом в спину.
Также очередную жертву я заприметил на улице. Вошел за ней в прихожую монастыря Презенток и там вонзил нож в спину. Потом, в ближайшей подворотне, стер пальцем кровь с ножа и облизал его.
В феврале 1966 года, - это был понедельник, - я не мог усидеть дома. Поехал на Курган Костюшки. День был хороший, лежало много снега. Когда приближался к Кургану, слышал отголоски каких-то соревнований. Как раз шел малый парнишка, тянул за собою санки. Я спросил у него: «Здесь проходят какие-то соревнования или спартакиада?» Он ответил, что да, и показал дорогу к ним. Когда он отвернулся, я подтянул его головку к себе и правой рукой пырнул ножом в область спины и почек.
Возвращаясь, я купил пирожные и завез их домой.
В апреле того же года я снова почувствовал «вдохновение». Зашел в одну из старых построек. Через мгновение к почтовым ящикам спустилась маленькая девочка. Левой рукой я схватил ее за шею, а правой принялся вонзать нож в спину, живот и область сердца. Я не стал прятать нож сразу в чехол, чтобы не стереть крови. Возвращаясь домой, я заглянул в KW MO, чтобы продлить разрешение на оружие.
Также я должен рассказать о том как покушался на убийство своих приятельниц. Кроме упомянутых уже сегодня двух покушений на художницу, припоминаю еще и третий, это было в подвале, когда она отказала мне в близости, я стрельнул в нее от бедра, но промахнулся.
Думал и об убийстве четырех других девушек, две отказали мне в приглашении на прогулку, и это их спасло. Третья, которой я хотел помочь уйти из этого мира, была не одна дома, а четвертую спасло то, что я хотел разрезать ей бритвой голову «от уха до уха», но у меня не было денег на бритву.
Ну, как Вы знаете, я пробовал умерщвлять посредством отравления. Совершил четыре попытки, но, похоже, ни одна не удалась, хотя на самом деле не знаю, как это было возможно. Однажды я купил две бутылки пива и всыпал туда где-то по ложечке гидратированного арсенита натрия. Одну бутылку поставил у ворот на улице Вавжыньца, а другую - на улице Божьего Тела. Стоял там и ожидал, чтобы кто-нибудь полакомился. Пока выдерживало мое терпение, никто не соблазнился пивом. В следующий раз я поставил бутылку с отравой в подворотне на улице Дзержинского, где жила моя приятельница - в том числе надеясь, что может и она попадется. В очередной раз я поступил иначе. Взял с собой порошковый яд и, отобедав в ресторане «Сельчанка», всыпал его в стоящую на столе бутылку апельсинового сока. И снова ничего из этого не вышло. В последний раз я подсыпал отраву в бутылочку с уксусом в баре «На Лугах». Я думал так: если кто-то попробует апельсиновый сок, то может не допить и вылить, а в уксусе никогда не почувствует. Потом читал газеты, интересовался, но никто не слышал ни об одном отравлении.
Может оно приписалось кому-то другому, а может врачи посчитали, что это был сердечный приступ. Не знаю, хотя я бы хотел знать. Ведь хуже всего тогда, когда работа делается зря, или же что-то получается, но результатами пользуется кто-то другой. Может уже достаточно об этих отравлениях, я должен закругляться, так что теперь о моем увлечении огнем.
С малых лет я любил развлечения с огнем. Помню, отец меня научил таким штучкам: я набирал в рот керосин, потом выплевывал, рассеивая в воздухе. И подносил горящую спичку. Или наполнял водой умывальник, лил на это керосин или бензин и поджигал. Эффекты были превосходны, и так я привык к пламени. На войне огонь является одним из средств уничтожения противника, вот и я подумал, что надо бы его использовать в моих целях.
Когда первый раз попробовал, - помню, это был май, - было уже тепло. Я вышел из школы, купил 0,25 л. растворителя и ходил по разным подворотням в поисках наилучшего объекта для поджога. Вспоминаю, как на ул. Голубиной нашел чердак с деревянным тайником и какими-то бумагами. Облил их растворителем и поджег. Вышел, а когда вернулся через какое-то время, чтобы посмотреть как горит дом, удивился - даже не было дыма.
Спустя неделю я поджег деревянную уборную на стрельбище, но ее потушил сторож. В июне я спустился в подвал дома на улице Страшевского. Там лежала куча тряпок и бумаг. Полил это бензином и поджег. Потом я долго ждал на улице, но тоже без толку. Вы видите, как мне приходилось нервничать, поскольку ничего у меня не получалось, у меня просто не было счастья, а ведь теоретически все выглядело таким очевидным. К чему эта моя подготовка, штудирование учебников, отработка ловкости, когда не мог это использовать? Чувствую такую неудовлетворенность, а глупо умирать с осознанием того, что не была выполнена моя миссия в этом мире. А может в другом, за признание моих заслуг, буду каким-нибудь начальником по уничтожению, но Вы и так мне в этом не поможете. Возьму с собой обвинительный акт и приговор, может это их убедит.

- Что Вы чувствовали в моментах убийств?

- Вы хотите коснуться моих чувствительных мест, ну пусть так. Каждому моему действию предшествовала странная мысль, такая назойливая, долбящая мозг, терзала меня, преследовала, ходила за мной, сковывала меня в начинаниях. Я не мог спать, учиться, жестоко терзался. Поэтому я должен был размышлять быстро, где и кого убить. Вроде как, условия для преступления были простыми, должен был быть я, моя жертва и должно было быть спокойствие. Я искал жертв в безлюдных местах, в костелах, на отдаленной периферии города, или на пустой лестничной площадке. С жертвой я должен был быть один на один, хотя бы на долю секунды, но один. Когда этого не было, я был в состоянии отказаться. В связи с тем, что я смог напасть только на тех, кто был меня слабее, и когда они были одни, прокурор назвал меня трусом. А что, я должен был убивать на глазах сотен? И кто тогда вместо меня убивал бы следующих? Пустая демагогия.
Непосредственно перед моментом удара, когда я решал, что для этого есть условия, меня охватывало сильное возбуждение, которое я не мог контролировать. В моменты же ударов у меня было некое нарушение зрения, хотя первый и последний удары я фиксировал хорошо, а те, промежуточные, так валил вслепую. Удовольствие я испытывал, когда нож входил в мясо, это чувство, которое невозможно описать, переживание, которое стоит виселицы. Завидую хирургам, как они так постоянно режут тела, только вот не хватает им той атмосферы, того напряжения, что кто-то их накроет, ну и к тому же пациент ничего не чувствует, так как находится под наркозом.
Когда я прикладывал нож к горлу художницы, я хотел видеть чудесный страх и ужас в ее глазах, слышать крик отчаяния и сильного испуга, мольбы о том, чтобы подарил ей жизнь, а после вхождения лезвия - слышать хрип умирающей. Поэтому я так редко прибегал к иным инструментам. В случае использования яда, было бы приятно только прочитать в газете, что кто-то отравился в ресторане, ведь можно представить себе его мучения перед смертью.

(продолжение следует)

(интервью с К. Котом - финальчная часть)


- Поговорим немного о следствии, о Вашем поведении на заседании суда.

- Судье и журналистам не нравилось мое безмятежное настроение. Они хотели, чтобы я выл от боли, рыдал и терял сознание. Так что, если бы я изображал это, то бы был «хорошим»? Я был сам собой. Что плохого в том, когда суд велел мне объясняться, а я спросил, хорошо ли меня слышно через те микрофоны и могу ли начинать? Суд неоднократно призывал меня к соблюдению порядка и требовал внимания. Или, когда судьи спрашивали, как обстоят дела у меня со здоровьем в тюрьме, а я ответил, что ем, хорошо сплю, и даже пополнел - так что, я должен был сказать неправду, что похудел, поскольку переживаю трагедию жизни? Правда в том, что я неоднократно смеялся и развлекался, когда созвали свидетелей. Я смеялся над тем неудобным положением, в котором они оказались. Меня веселит шок этих профессоров, тренера, коллег, когда в учтивом, вежливом парне перед ними открылось лицо жестокого убийцы. Не обошлось и без инцидентов. Мать Лешка дважды пыталась ударить меня сумкой, в лицо, а я также напал на фоторепортера, так как он меня спровоцировал, дал ему два раза кулаком по подбородку - вероятно, запомнит Кота. Вы уж простите, что не расскажу Вам о двух критических моментах во время процесса, когда я почувствовал упадок сил. Коллега говорил об оргиях, что мы планировали, и я не выдержал.

- Немало времени в течение следствия ушло на выяснение Вашей вменяемости.

- Ну ведь это не считается нормальным, что 19-летний парень имеет такую «испорченную» совесть. Я говорил об этом художнице, сказал ей, что может я болен шизофренией или психопатией, ибо убил двух или трех людей. Эксперты оказались другого мнения, утверждают, что я не болен. Я размышляю так, мол, почему мои коллеги не совершали таких дел как я, а поскольку я убивал и являюсь здоровым психически, как и они, то им, видимо, обидно, что я отношусь к тому самому обществу «нормальных парней», но что делать, экспертам видней. У прокурора на это был готовый ответ. Говорил, что множество опасных преступников тоже являлось нормальным. Он говорил о каком-то душителе восьми медсестер из Чикаго, о парне, который спрятал бомбу в самолете, что привело к смерти 44 человек, а также о медбрате из Германии, который, дабы подпортить репутацию врачу, отравил белым мышьяком больше десятка оперированных им пациентов. Сами видите, в какой компании я нахожусь. Не знаю, известно ли Вам, что во время суда я сидел на той самой скамье подсудимых, на которой прежде были Мазуркевич и Жданович. Б-г любит троицу?

- Давайте вернемся к Вашему последнему слову во время заседания.

- Я ничего не сказал, ведь в этом не было смысла. Суд явно вытягивал из меня заявление, спрашивали, есть ли у меня просьба по части приговора - я сказал, что тоже нет.

- Вы бы могли найти какие-нибудь положительные качества у Кароля Кота?

- Сам прокурор сказал, что у меня не отсутствовала полностью совесть и был в чем-то прав, я могу привести немало положительного у Кота, хотя бы то, что я был очень впечатлителен, сочувствовал судьбе телят и стаду свиней, которых гнали на бойню, я плакал из-за отравления собаки, не крал, не пил, избегал дурное общество, сторонился невежества и отсутствия дисциплины. Я говорил правду прямо и был честолюбив. Мечтал о военной карьере, занимался спортом и добивался в нем значительных успехов, переживал из-за неудач в обучении и питал симпатии к художнице. Когда так говорю о Кароле Коте, то даже не хочется верить в то, что это я, ведь столько всего положительного. А, тем временем, меня приговорили, хоть и неправомерно, к смертной казни.

- Почему же в таком случае так сложилась судьба у Кароля Кота? Почему не культивировал и не развивал эти положительные качества?

- Таким образом мы возвращаемся к началу разговора, может только скажу, что много наж этим размышлял, и пришел к тому, что хватает в этом вины моей семьи, а точнее, моего деда, который был основательным дебоширом. Может быть я получил это по наследству, хотя деду далеко до моих дел. Я перерос его. Хорошо, что у меня не было детей, что бы из них получилось, если бы должны были обогнать меня в преступлениях. Разве это не еще одна положительная черта Кота, что не оставил после себя преступного потомства?

- Чего Вы опасаетесь в настоящее время?

- Смерти, собственной смерти, хотя стараюсь об этом не думать, а когда такие минуты наступают, отстраняю их от себя.

- А все-таки Вы боитесь кары, Вы боитесь, так как ситуация несет угрозу Вашей жизни, а то, что Вы сами столько стольких отправили на тот свет, это Вас не затрагивало?

- В момент действия, я не думал о наказании для себя, только об удовольствии. Сейчас боюсь наказания, хочу жить, но знаю, что моя судьба была предопределена уже в момент первого убийства. Все, что мне теперь осталось, это приготовить для себя вату, чтобы петля слишком не давила.

- Чем бы Вы занимались в случае освобождения из заключения?

- Вы насмехаетесь надо мной, поэтому больше на вопросы я отвечать не буду. Хотя должен добавить на прощание, что у меня были большие планы по части преступлений, о которых я думаю с сожалением. Жаль, что их не осуществил. Прежде всего, я должен был убивать молодых девушек. Я придумал целую последовательность отдельных убийств, множество из них должно было произойти в форме оргий, заканчиваемых пытками и смертью. Я планировал также взрыв железнодорожной эстакады, убийство стариков и детей. Не успел, что поделаешь.

- Поскольку мы заканчиваем наш разговор, то скажу прямо, что согласно моему пониманию, Вы будете, скорее всего, казнены. Трудно даже представить, что приговор Воеводского Суда будет изменен в другой инстанции, перед Верховным Судом. Так что Вы расстанетесь с жизнью, имея так много зла на своем счету, столько причиненных несчастий и боли, что может быть Вы видите хотя бы потребность морального возмещение этим людям, их родителям?

- Скоро я встречусь с жертвами, там, куда выбираюсь, так мы там и поболтаем, здесь на Земле мне не с кем разговаривать.


(c) baziaa.republika.pl
перевод: Berk

Abssvvrm, благодарю) я сам был удивлен, когда его нашел, поскольку интересовался им давно, но попадалась только обрывочная информация. И только недавно набрел на это